Председатель правления "Газпрома" Алексей Миллер красочно описал пертурбации, потрясающие энергетический сегмент делового мира.
"Мы переживаем эпоху резкого роста цен на нефть и газ: структурный сдвиг на рынке, в результате которого цены стабилизируются на совершенно новом уровне, – сказал он в недавнем интервью Financial Times. – Начинается жесткая конкуренция за доступ к энергоресурсам. Рост цен на нефть заставляет коренным образом пересматривать долгосрочные прогнозы: из них следует, что несколько следующих десятилетий мир будет ощущать дисбаланс спроса и предложения".
Миллер сказал, что, исходя из такого видения проблемы, он прогнозирует, что в будущем году цена на нефть может достигнуть 250 долларов за баррель.
Конечно, всяк кулик свое болото хвалит: располагая одним из крупнейших в мире запасов природного топлива, "Газпром" заинтересован в том, чтобы цены на нефть и газ росли как можно значительней.
Однако подобный взгляд на перспективы энергетического сектора разделяют и многие из тех, кто находится на противоположной – потребительской – стороне.
Фатих Бирол, главный экономист Международного энергетического агентства, которое представляет крупных потребителей нефти, в недавней беседе с журналом Foreign Policy предостерегал: "Полагаю, что в ближайшие пять лет кривая роста цен на нефть пойдет по крутой траектории. Могут быть колебания, но я очень удивлюсь, если в долгосрочной перспективе цены опустятся до уровня, который мы имели три или четыре года назад".
Поскольку цены на нефть сейчас взлетели куда выше отметок, казавшихся реалистичными еще полгода назад, все более энергичными становятся и попытки найти этому процессу объяснение.
Многие из предлагаемых толкований этого впечатляющего роста совершенно несостоятельны.
Некоторые полагают, что так называемый "peak oil" – момент, когда мировой нефтедобыче больше некуда будет расти и она начнет падать, – уже пройден.
Это предположение можно будет проверить лишь в ретроспективе, однако решительная формулировка этой гипотезы (добыча нефти начинает снижаться, поскольку запасы доступных с геологической точки зрения полезных ископаемых исчерпаны) не сообщает ей всеобщей поддержки.
В рамках этого предположения невозможно объяснить, почему растут в цене природный газ, которого в недрах земли больше, чем нефти, и уголь, которого там еще больше.
Другие винят "спекулянтов". Такой точки зрения с давних пор придерживается объединяющий нефтедобытчиков ОПЕК, и она завоевывает все больше сторонников в американской и европейской политической среде.
Самые наивные аргументы опровергнуть легко. Недовольные "спекулянтами" указывают на рост объемов торгов на фьючерсных рынках, упуская из виду тут факт, что каждая форвардная покупка нефти обязательно подразумевает ее форвардную продажу.
Более изощренных объяснений также хватает ненадолго. Да, финансовые инвесторы в последние годы обеспечивают себе растущие позиции по нефти-сырцу, но осуществляемые этими "спекулянтами" закупки, насколько можно судить по доступным данным, плохо укладываются в график взрывного роста цен на нефть.
Поведение рынка за пределами нефтяного сектора красноречиво опровергает теорию могущественных спекулянтов.
Внутренние цены на газ в США, судя по расценкам на сырье марки Henry Hub, в прошлом году резко выросли. Но финансовые инвесторы на фьючерсном рынке в этот период работали исключительно на продажу.
Между тем резко выросли в цене и те товары, в отношении которых финансовые инвесторы фактически не проявляют никакого интереса, например рис.
Если бы спекуляции приводили к искусственному повышению цен на нефть, образовались бы запасы нереализованной нефти-сырца, поскольку игрокам рынка наличного товара задранные спекулянтами цены оказались бы не по карману.
За несколькими исключениями (вроде партии высокосернистой иранской нефти-сырца, которая на протяжении нескольких недель ждет в трюмах танкеров покупателя), этого не происходит.
Итак, если дело не в истощении запасов ископаемых и не в финансовых манипуляциях, то в чем же?
Самая красноречивая подсказка – ряд товаров (это не обязательно энергоресурсы, среди них, например, металлы и продукты питания), которые дорожают.
На всех этих рынках действует один и тот же фактор – рост азиатских стран, повышение там стандартов жизни и развитие экономических систем. Он и привел к структурному сдвигу в мировом спросе. По словам Миллера, "за последние 10 лет (с 1997 по 2007 годы) энергозатраты Китая выросли почти в два раза, Индии – более чем в полтора. Азия заставила людей пересесть с велосипедов на скутеры. Следующий шаг – автомобили?".
Растущий спрос достиг уровня, на котором он начинает оказывать чудовищное давление на промышленность тех стран, которые стараются поддержать предложение на адекватном уровне.
Это справедливо для сельского хозяйства, ведь для введения земли в эксплуатацию требуется время. В еще большей степени это справедливо для энергетики, ведь срок жизни месторождения измеряется десятками лет, и от начала разработки до того момента, когда оно начнет поставлять сырье, вполне может пройти десять лет.
Недостатком инвестиций в последние два десятилетия объясняются следующие проблемы: дефицит мощностей по выработке электроэнергии и элементов инфраструктуры; длинные очереди на покупку ветровых турбин; сложности с поставками угля по всему миру; дефицит нефтеперерабатывающих заводов для перегонки сырца в дизель; ощущаемый во многих богатых нефтью странах дефицит добычи.
Теперь, когда расценки на все виды энергоресурсов указывают на срочную необходимость привлечения инвестиций, резко взлетевшие отчисления на капитальные расходы пытаются протиснуться в систему снабжения сквозь узкое отверстие, образовавшееся из-за недостатка квалифицированных кадров, материальных средств и мощностей.
В результате цены растут, а инвестиции не приносят ожидаемого эффекта.
Именно в случае с нефтью и газом на это накладываются политические проблемы, которые также мешают инвестициям в самых богатых ресурсами странах, таких как Иран, Ирак, Венесуэла и Нигерия.
Высокие цены дают некоторым богатым полезными ископаемыми развивающимся странам порочный стимул придержать имеющиеся у них нефть и газ в недрах.
Если получаемый этими странами доход будет соответствовать их потребностям или позволит поддерживать экономику на приличном уровне и у них возникнет ощущение, что, оставив какие-то ресурсы до поры до времени нетронутыми, они смогут сохранить свою значимость в будущем, у них появится соблазн ответить на высокие цены не увеличением добычи, а ее сокращением.
Проблемы возникают и в развитых странах, где полезные ископаемые разрабатываются коммерческими компаниями, которые нацелены не на туманные размышления о будущих поколениях, а на увеличение прибыли, и тоже реагируют на колебания цен.
Во многих из таких стран достигнут предел добычи ископаемых и ресурсы элементарно иссякают.
Стремительно опустошаются, например, месторождения Северного моря. Британский нефтяной гигант ВР недавно назвал Норвегию в числе стран, наиболее резко сокративших в минувшем году нефтедобычу.
Если причина высоких цен кроется в недостатке мощностей и политических факторах (так, скорее всего, и есть), то энергетический цикл просто уйдет на новый виток, как это происходит обычно.
Поначалу цены могут взлететь намного выше, но в конце концов предложение будет корректироваться, и происходить это будет все больше за счет таких "нетрадиционных" источников энергии, как нефтяной песок и некоторые разновидности биотоплива – например, бразильский этанол.
Произойдет (а в большинстве развитых стран уже происходит) и сокращение спроса.
Однако не похоже, что сдвиг экономического влияния от Европы, Японии и США к поднимающейся Азии можно будет обратить вспять. Вектору смещения этого экономического влияния будет следовать и отток мировых энергоресурсов.
Энергетический кризис 2000-х годов, как и кризис 1970-х, отступит, но экономический ландшафт под его влиянием претерпит коренные изменения.